Путевой очерк, написанный после двухдневного сплава.
Мы отплыли с каменистой отмели. Камни причудливо переливались золотом, и казалось, что извивающиеся узоры никогда не повторяются. Может, так оно и было.
И вот лодка вышла на середину реки и нашла течение. Теперь грести не нужно было — река работала за нас. С каждым метром глубина становилась всё больше. Вскоре мы не могли видеть дна. Казалось, что его нет совсем, что там, внизу, живут причудливые чудовища, которые только и мечтают о том, как опрокинуть лодку и поживиться путешественниками. Возможно, именно поэтому мы старались не смотреть за борта, а только вперёд и по сторонам. На берегах разросся кустарник, а выше него — хлипкие осины и белые берёзы. Ивы спускались своими ветвями прямо на воду. Таких мест мы опасались: лодки были резиновыми, а мы в лёгких одеждах. Ветви угрожали и тем, и другим.
Впереди что-то зажелтело. Мы решили, что это отмель или большие камни высохли на солнце, но оказалось, что это водоросли. Среди нас не было знатоков ботаники, поэтому их вид мы определить не смогли, но каждый в малой степени понял, что чувствовал Кук на своём корабле, когда впереди завиднелось Саргассово море. К счастью, наши лёгкие шхуны не цеплялись за растительность, но с вёслами нужно было быть осторожными. Приходилось легонько касаться воды, опускать вёсла на половину их ширины и делать короткие гребки, чтобы медленно продвигаться вперёд и выплыть из этой речной топи. Страх перед глубиной в этом месте обострился. Кто знает, что скрывается в этих зарослях? Конечно, умом мы понимали, что там не может быть никаких монстров. Но ощутить лёгкий страх неизведанного оказалось очень заманчиво. А мысли о том, что мы проплыли такое опасное место, приятно успокаивали и поднимали настроение.
Через пару поворотов лес пропал, и его место заняли луга изумрудно-зелёной травы. По ним бродили табуны лошадей, и казалось, что мы даже чувствуем запах травы. Берега опасно поднимались и нависали над рекой. Они казались нам огромными рыбами, открывшими свои пасти в надежде сожрать реку и нас. Нам виделось, что через пару лет берега схлопнутся, и река перестанет существовать. В действительности всё было наоборот: река с каждым годом уносила в своих водах кусочки от этих берегов, заставляя их отступать и становиться похожими на открывших пасти хищников. К ним мы приближаться не стали хотя бы потому, что там не было ничего интересного, а испачкать в глине лодки и обувь не хотелось.
Равнину резко обрезали горы. Мы казались такими маленькими и беспомощными перед мощью гор, что неосознанно прониклись их величием и пониманием, что через сотни лет они всё ещё будут стоять и также спокойно взирать на реку и на редких путешественников. Они, как немые часовые, провожали нас долгим взглядом каменных пещер, хмурились редкими, но густыми сосёнками на склонах и одновременно улыбались мшистыми губами. Из-за меняющегося цвета гор — с тёмно-зелёного у воды и почти белого с вкраплениями голубого и жёлтого на вершинах — виделось, что они вырастают прямо у нас на глазах. Встают из воды, хрустят затёкшей шеей, скрещивают каменные руки на мшистой груди и провожают нас взглядами.
Когда горы остались позади, солнце, выглянув из-за туч, осветило нас и реку, пронзая её золотыми лучами, бросая блики на борта и наши лица. Мы видели стайки мелких рыбёшек, которые то собирались в одном месте, то с быстротой молнии уносились на другое, очевидно, спасаясь от более крупной рыбы. С солнцем оживились и птицы. Они начали свою собственную непередаваемую песню в глубинах ветвей. Наши разговоры затихли сами собой, мы слушали звуки природы. Лёгкие, чуть слышимые хлопки вёсел о воду не мешали гармонии, наоборот, казалось, что так мы добавляем свою, человеческую ноту в симфонию природы. В этот момент почувствовалось истинное единение с природой.