Осенью в голове клубятся ртутные, тяжелые думы, пошитые из стылых, мерзлых, острых лезвий. Хочется отсечь их острым клинком. Но что тогда от нас останется?
Смотри, я ее отредактировала немного, вот окончательный вариант текста:
В глубокой чаще леса, утопающий в объятиях наперстянки и дельфиниума, стоял замок с крепкими серыми стенами, четырьмя смотровыми башнями и большими воротами. В замке частыми гостями были сквозняки, туман, шепот и воспоминания. А ещё в замке жила девушка. Она коротко стригла волосы, носила легкую, словно выкованную из лунного света, кольчугу, а на поясе – волшебный меч, и слыла лучшей охотницей в окрестных лесах. Улыбка никогда не покидала ее открытого, веснушчатого лица; ее звали Анемон, и была она похожа на августовский ветер.
Лишь осенью ее сердце сжималось в терновых тисках от непонятной тоски. Расписанный медово бурым и апельсинно рудным, родной лес начинал казаться чужим и незнакомым, не манил к себе, увядающий, засыпающий. Анемон казалось, что кто-то другой закручивает спиралью печальные мысли в ее голове, янтарем покрывает меланхолию, и та камнем застывает в ее груди.
Она гнала от себя этого погруженного в грусть двойника, но тот притаивался в темных уголках размышлений и всегда возвращался.
Проверяя как-то утром силки, когда при взгляде на тонкие ветви деревьев, трещинками расползшиеся по светлому небу, меж ребер вновь кольнула серебряной иглой печаль, Анемон воскликнула:
– Оставь меня!
Выхватила клинок из ножен; зажмурившись от досады и усталости, взмахнула им вслепую. Распахнула глаза, поражённая: ей стало легко и радостно. Перед девушкой зависла мрачная тень. На Анемон смотрела она сама: жёсткие складки в углах рта, трагичный излом бровей и глаза, потерявшие задорный блеск, превратили ее лицо в бледную фарфоровую маску.
Ей показалось, словно она завёрнута в сырой лоскут. Морось лезла под воротник. Анемон не могла отвести взгляд от своего двойника, та же рассматривала землю под сапогами, укрытую прелой листвой, похожую на рыжий смог.
– Ты, как я, – вырвалось у Анемон.
Яркая, будто лисья шкура, листва затрепетала, встревоженная порывами злого ветра, вслед ее словам. Тень подняла на нее глаза, но промолчала.
– Ты – мои плохие мысли?
Аромат гниющих трав, кровавым плащом расстелившихся у ног, щекотал нос. Анемон потянулась к тени, и та отразила ее движение. Прикосновение обожгло холодом, Анемон вскрикнула, отдернув руку.
– Я твой осколок, – двойник едва разомкнула губы. – Мои жилы – струны твоей души, глухо дребезжащие в нестройном хоре. Я твой отблеск. Мой разум – витраж, склеенный из твоих чувств. Я твои следы на мокрой земле.
Она сделала шаг, и Анемон отшатнулась. Заныл древесный хрящ; ледяной воздух впился металлом в горло, когда девушка открыла рот для ответа, но тень не дала ей произнести и слова.
– Я не плохие мысли, Анемон. Я ртутные, тяжёлые думы, пошитые из стылых, мерзлых, острых лезвий. Твои.
– Ты не причинишь мне вреда, – хотела бы она, чтобы голос не так дрожал.
– Нет.
Больше тень не сказала ни слова.
Анемон ликовала: как просто, оказывается, можно отсечь печаль – один взмах мечом, и сердце снова упоенно поет о свободе, и восторг от одного существования ударяет в голову хмельной брагой. Теперь, стоило мягкому илу осенней меланхолии укутать ее, в воздухе серебристым росчерком сверкал клинок, и Анемон вновь становилась весела и жизнерадостна. А в холодных коридорах замка поселялась ещё одна тень.
Пришел ноябрь, принеся с собой две небольшие горсти колкого мелкого снега да седой ветер в рукаве. Только сад Анемон все ещё цвёл.
В одну из студеных, хрустальных ночей девушка вышла из замка. Над головой густо чернела тишь, в горле вяз солёный ком. Анемон обхватила рукоять меча. Раньше он казался невесомым, теперь же она с трудом вынимала его из ножен.
Клинок звякнул о каменные плиты двора. Тень подняла его, разглядывая.
– Прощай, наш колокольный звон, порох и серебро.
К ней из бархатного сумрака стеклись другие двойники.
– Прощай, наша зелень вороньего крыла и соль моря.
Тень повесила меч на свой пояс.
– Прощай, девочка с пламенем в груди. Пусть мы лишь эхо костра…
– Лишь эхо, – отозвались призрачн
ые голоса.
– Нам жаль, что ты от себя ничего не оставила.
И они разлетелись по свету, гонимые жаждой снова стать чей-то частью так, как опавшие листья – ветром. Знайте, если вам становится беспричинно грустно – вас обнимает тень. Прислушайтесь, и вы сможете почувствовать запах дельфиниума и наперстянки.